Отношу его к лучшим из виденных постановок Юрия Бутусова; ставлю на 3 место после однозначного и безусловного лидера – «Макбетт» в Сатириконе, а также сатириконовской же «Чайки».
Только недавно отряхнула с ног прах старого спектакля Таганки, который знала наизусть и видела почти со всеми исполнителями; в бутусовской постановке мне прежде немного мешала аутентичность перевода основного текста, смешанная с неаутентичностью текстов зонгов.
В театре Пушкина мне однозначно нравятся исполнители всех главных ролей – но безусловным лидером тут является А.Матросов, играющий Ванга. Влюблена. Буквально – влюблена!
Второстепенные персонажи чуть менее внятные… но тоже неплохи.
Оркестр на сцене – потрясающе!
Масса замечательных моментов, например, дождь из риса, утренние велосипедисты, висящие в воздухе деревья без корней. Или – отчаянный танец «собаки» Шуи Та на пустой сцене, где только танцующий, да… и правда – серый пёс.
И вообще: замечательно, что в спектакле - превосходный и абсолютно узнаваемый стиль Бутусова, но в то же время действие идет без «сумасшествия», как бы выровнено (на высочайшем уровне!); каждый энергетический всплеск тут подготовлен логикой, оправдан и, отчасти, ожидаем.
Фантастически прекрасный и страшный финал.
Теперь немножко моей любимой мелкой философии на глубоких местах спектакля.
Еще на таганской постановке подумала в какой-то момент: почему водонос Ванг – почти что исключительно он один! – видит Богов? Ведь это прерогатива юродивых… Впрочем, Боги на Таганке, при всей условности действия, были реально-человечными, так что видеть их мог любой… Мог – но не хотел.
А вот в спектакле Бутусова Боги совершенно бесплотны. Во-первых, они буквально «триедины»: на сцене появляется одна маленькая странноватая девушка со стигматами на руках и ногах, замотанными грязными окровавленными тряпками – раны эти омывает драгоценной водой Ванг. В сцене, где он же выволакивает на сцену мертвого (и одновременно – неумирающее-воскрешаемого) Бога, рана появляется (и омывается) под ребрами.
Юродивый Ванг смотрит на Богов внутренним взором, видит невидимое.. не случайно же в моменты этого внутреннего «видения» он и себя «видит» здоровым и красивым…
«Боги» появляются несколько раз.
Это – и обнимающий голодную собаку голодный малыш. И – беременная женщина, которая смотрит на себя в зеркало. И – ее же внутренний голос, утишающий ежечасную тревогу: а что будет с ее ребенком и с ней, когда она родит? Это – любящая невеста на собственной свадьбе. И – «справедливый судья», разрешающий призывать «двоюродного брата» (этакое «второе я») раз в месяц.
Богам (даже эфемерно-несуществующим) трудно жить в Сезуане (город это или планета), которым управляют несправедливо, который должен умереть.
Богам самим легче умереть… чтобы потом воскреснуть в образе малыша, или счастливого доброго человека, или женщины, ожидающей рождения ребенка…
Жаль, что счастливых и добрых людей на свете так мало. И почти не в кого воскресать…
И несть спасения…
Или – спасение есть, пока есть в Сезуани и других городах Ангелы Предместий, способные поделиться горстью риса и сигаретой.
